Поворот - в прошлое - над Атлантикой

Поворот на 180 градусов над Атлантикой самолета с российским премьером -акт столь же символичный, как выстрел Гаврилы Принципа в июле 1914 года, и он означает фактическое объявление новой "холодной войны", как бы ни пытался сам Евгений Примаков смягчать последствия своего неожиданного решения. Оно не было таким уж неожиданным для тех, кто внимательно следит за действиями последнего российского правительства, отмечая не только публичные заверения министров о неизменности курса реформ, но и многочисленные скрытые симптомы, свидетельствующие о росте изоляционистских настроений.

Достаточно сравнить стилистику рекламных клипов, которые доминировали на телеэкранах до кризиса 17 августа с тем, что навязывается российскому телезрителю сегодня, чтобы понять: поворот России задом к Западу кем-то планировался и продуманно подготавливался за несколько месяцев до того момента, как Примаков отдал приказ развернуть свой самолет в сторону Москвы. Подчеркнутый американизм как-то незаметно сменился назойливым, почти карикатурным "руссизмом", и замелькали на телеэкранах грубо стилизованные лубочные картинки, живописующие патриархальный, якобы "православный" уклад жизни.

В голову обывателя таким способом вкладывалась простая идея: все зло от Запада и западной продукции, мы можем жить только по своим собственным правилам, по которым издревле жила православная Святая Русь. Это была хорошо финансируемая и целенаправленная рекламная кампания. Она не ограничивалась клипами. Частью ее стало, например, грандиозное шоу, устроенное Никитой Михалковым на Соборной площади Кремля, когда презентация антизападного фильма "Сибирский цирюльник" превратилась в апофеоз русской монархии времен Александра Третьего, царя, который оставил после себя многозначительный афоризм: "У России нет друзей, кроме армии и военно-морского флота".

Подлинные цели этой кампании обнаруживаются только сейчас, на фоне косовского кризиса. В России создана благоприятная почва для того, чтобы на волне стихийных антизападных настроений к власти пришли милитаристские силы: генералы, жаждущие реванша в "холодной войне", а также коммуно-патриотические лидеры, для которых помощь "братской Сербии" - только удобный внутриполитический предлог вернуть себе прежнюю неограниченную власть.

"Вооруженная защита "православных братьев" - на этом тезисе построена риторика, объединяющая и разного рода полусумасшедших национал-авантюристов, и вполне респектабельных хозяев военно-промышленного комплекса.

Именно новый виток гонки вооружений, видимо, представляется члену ЦК КПРФ, первому вице-премьеру России Маслюкову в качестве предпочтительной экономической альтернативы западным кредитам. Здесь светит хорошо знакомый коммунистам выход из финансово-экономического коллапса: новое военное противостояние России и Запада позволит им "подтянуть страну", мобилизовать ресурсы, активизировать переживающие кризис предприятия ВПК, а озникновение "балканского рынка" сбыта российской военной техники даст дополнительные средства. И тогда Россия снова сможет существовать без оглядки на мировое сообщество, идти собственным путем, забыв о правах человека и прочих пустяках из "третьей корзины" хельсинских соглашений.

Все это очень хорошо понимает Милошевич, иначе бы дело не дошло до бомбардировок Югославии. Хуже, что американский президент не принимает в расчет того, к каким последствиям эти бомбардировки приведут внутри России, где позиции Ельцина и сторонников вестернизации ослаблены сейчас до такой степени, что ни один политический лидер не позволит себе публично усомниться в "недальновидности стратегов НАТО". А если политические события будут и дальше развиваться по нынешнему сценарию, то не исключено, что в недалеком будущем благодарные российские коммунно-патриоты примут решение установить в центре Москвы памятник президенту США Биллу Клинтону - как невольному, но очевидному соавтору реставрации тоталитарного режима в России.

Но пока Клинтона в России ругают все, даже те, кто неоднозначно оценивает факт бомбардировок. Серьезную озабоченность внутриполитическим эхом бомбардировок Югославии высказал лидер влиятельного движения "Яблоко" Григорий Явлинский, назвав последствия вооруженного вмешательства НАТО абсолютно непредсказуемыми и в то же время осудив позицию Милошевича и поведение Примакова. Бывший министр иностранных дел Козырев обвинил в провале переговоров по Косово нынешних руководителей российской дипломатии, которые не смогли или не захотели оказать давление на югославского президента. С резкой критикой внешнеполитической линии кабинета Примакова выступил и бывший премьер-министр России Виктор Черномырдин.

Не исключено, что и сам президент Российской федерации видит теперь в Примакове подлинного виновника ухудшившихся отношений с США. Как бы то ни было, он не еще встречался с премьером после того, как тот, не долетев до Вашингтона, вернулся в Москву, хотя последние сутки российский президент необычайно активен и ведет непрерывные консультации с дипломатами и военными. Одна из этих встреч привлекла особенное внимание прессы. Ельцин после долгого перерыва встретился с московским мэром Лужковым, чьи публичные высказывания в эти дни поражают демонстративным отсутствием каких-либо просербских пассажей. Президент и мэр как бы забыли о взаимных колкостях, которыми заочно обменивались на протяжении последнего года. Теперь они общались, как старые друзья. Похоже, в России опять возможна смена премьер-министра.

Я подумал об этом, когда увидел вечером 25 марта интервью Примакова в прямом эфире Российского телевидения. Обычно мрачный и немногословный, премьер на сей раз был чрезвычайно оживлен, ироничен, даже весел, что никак не вязалось с господствующей в стране атмосферой тревоги и подавленности. Он впервые производил впечатление человека, полностью владеющего ситуацией, нашедшего выход из положения безвыходного. Впечатление настолько сильное и правдоподобное, что у меня возникло подозрение - а не актерская ли это игра, позволяющая мастерски маскировать самые мрачные предчувствия.

Вообще эмоционально-психологический фон, на котором звучат голоса российских политиков в эти дни, крайне тяжел, болезнен. Страх новой большой войны живет в России уже как невытравляемая генетическая память, причем не только у тех, кто был свидетелем Второй мировой войны. В сознании многих этот страх сопряжен с обидой, с обидой за Россию, за ее нынешнее "униженное" положение в мире. Во время Чеченской войны у большинства россиян эта смесь страха большой войны и национальной обиды претворялась в сочувствие жителям Грозного, на которых обрушились грачевские бомбы, и поэтому война была крайне непопулярной. Сейчас ожидание новой войны порождает иные, более сложные реакции.

Спустя два часа после начала военной акции НАТО, в ночной московской программе "Сегоднячко" был проведен открытый телевизионный опрос. Участвовало около 10.000 человек. Более восьми тысяч ответили "Да" на вопрос, считают ли они, что бомбардировки Югославии приведут к большой европейской войне. В студию постоянно звонили люди, рвавшиеся записаться добровольцами на сербский фронт. Это была первая эмоциональная реакция. Правда, она несколько изменилась уже к вечеру следующего дня. Усилилась нота чисто человеческого сочувствия ни в чем не виновным детям и женщинам, которые могут стать жертвами бомбежки. Звонит учительница московской школы, она в растерянности, почти плачет: "Я теперь и не знаю, как детей воспитывать. Все словно с ума сошли..." Она советуется с ведущими программы: "Что мне делать: нужно ли пойти ли на демонстрацию к Американскому посольству? Мне хочется кричать, протестовать - но против кого? Я не знаю...". Другой звонок, тоже молодая женщина: "Да, - говорит она, - страны НАТО не правы, но почему у нас никто не упоминает о правительстве Югославии: Милошевич и Шешель, они-то еще больше виноваты, почему о них молчат?" Она права. О лидерах Югославии основные российские СМИ молчат. Но почему молчат - об этом, к сожалению задумываются пока немногие.

Абстрактным и далеким "братьям по славянской крови" сочувствует подавляющее большинство русского населения - сочувствует еще и потому, что в местны СМИ в последние годы "сербская проблема" трактовалась односторонне или крайне поверхностно. Вряд ли средний телезритель представляет себе подлинные причины нынешнего конфликта, но зато хорошо усвоил ту истину, что "сербам мы помогали всегда". Режим Милошевича и югославский народ в сознании российского обывателя - это, к сожалению, одно и то же. И когда в московской телевизионной программе "Русский Дом" по-деловому объясняют - где и как желающие могут сейчас же записаться добровольцами на Сербскую войну, когда губернатор Санкт-Петербурга с явным сочувствием отзывается о студентах, которые решили с оружием в руках безвозмездно помогать сербским товарищам, когда спикер Государственной Думы Геннадий Селезнев, находящийся в Колумбии, говорит в телеинтервью об отмене режима эмбарго и военно-технической поддержке Белграда как о чем-то давно решенном - возникает ощущение, будто все в России только и рвутся в бой за православного "младшего брата", забывая о собственных нерешенных проблемах и не беря в голову, что этот самый "младшенький" как-то не очень пристойно себя ведет в цивилизованном обществе. Ощущение, в общем-то, ложное, хотя оно усиленно возбуждается средствами массовой информации. Сомневающиеся голоса слышны слишком слабо.

"Сербский комплекс" в общественном сознании современной России имеет еще одну очень важную составляющую. Косовский конфликт заставляет вспомнить о Чечне. Если воспроизвести ход мысли среднего россиянина, то получится следующее: "В Чечне мы наводили конституционный порядок, воевали с мусульманами и бомбили Грозный. Сербы в Косово тоже воюют с мусульманами, так что же получается √ их бомбят за то же самое, за что могли бы бомбить и нас? И если международное право позволяет такое, то должна ли Россия поддерживать тот миропорядок, который угрожает ее целостности?" Логично, и опровергнуть такую логику могут только факты.

Но факты в России неизвестны. Я и сам в какой-то степени был жертвой целенаправленной просербской пропаганды, подаваемой российскими СМИ в качестве объективной информации, - до тех пор, пока в 1995 году своими глазами не увидел происходящего в Боснии, в Республике Сербской. То, что я увидел, абсолютно не соответствовало ни взгляду западных масс-медиа на югославский конфликт, ни российским сообщениям из Боснии. Я увидел войну, где не было невиновных, где преступник становился жертвой, а жертва - преступником. Я видел и сербских, и мусульманских беженцев, одинаково несчастных. И мне не приходило в голову думать о том, кто из них несчастен больше. И я знаю, что введение миротворческого контингента в Боснию коренным образом изменило ситуацию. Это стало возможным лишь благодаря сотрудничеству русских дипломатов во главе с Козыревым и руководства НАТО.

Среднестатистический русский о нынешней Югославии не знает практически ничего, кроме того, что эта страна бросила смелый вызов всему мировому ообществу, за что ее и наказывают. Он воспринимает Сербию Милошевича как некое уменьшенное подобие России, потому что так подсказывает ему не голос разума, а некое мифологическое чутье. Оно действует гораздо сильнее любой логики, особенно в ситуации полной идеологической сумятицы и дезориентации, растущей нищеты и страха перед завтрашним днем. В российском обществе образца 1999 года, по мере его социальной дифференциации и распада, становится все больше людей, психологически готовых к вооруженному разводу России с мировым сообществом. Роман с Западом принес слишком большие разочарования, и в голову разоренного кризисом "маленького человека" закрадывается мысль: а не пойти ли нам всем "сербским путем"? не есть ли конфронтация с Западом чем-то вроде исторического предназначения России, которое мы нарушили, окунувшись в стихию рынка и безуспешно попытавшись создать "открытое общество"?

Коммунисты и национал-патриоты ответили на эти вопросы еще до того, как они были заданы. Их ответы мало бы кого удовлетворили, будь у России все в порядке с экономикой и финансами. Четыре года назад, во время Дейтонских переговоров, и в страшном сне трудно было представить, что по радио каждый час будут называть адреса сборных пунктов для записи добровольцев в Боснию. Сегодня такова реальность Москвы и Петербурга, не говоря уж о провинции. Сербия стала символом новой "холодной войны" - к величайшей радости всех противников возвращения России в содружество цивилизованных, процветающих государств. Не знаю, понимают ли американские и европейские лидеры, какой удар по новой российской государственности был нанесен в тот момент, когда первые натовские ракеты достигли целей. Милошевич в конце концов уступит, до открытого военного противостояния России и Запада дело не дойдет. Но противники вестернизации России получили теперь такие козыри, что лишь чудо не позволит коммунистам и русским нацистам выиграть очередные парламентские, а затем и президентские выборы. Впрочем, они могут не дотерпеть до выборов. Власть сама идет к ним руки, вернее - летит, на крыльях боевых самолетов с гордой эмблемой Северо-Атлантического союза.

Поворот на 180 градусов над Атлантикой самолета с российским премьером -акт столь же символичный, как выстрел Гаврилы Принципа в июле 1914 года, и он означает фактическое объявление новой "холодной войны", как бы ни пытался сам Евгений Примаков смягчать последствия своего неожиданного решения. Оно не было таким уж неожиданным для тех, кто внимательно следит за действиями последнего российского правительства, отмечая не только публичные заверения министров о неизменности курса реформ, но и многочисленные скрытые симптомы, свидетельствующие о росте изоляционистских настроений.

Достаточно сравнить стилистику рекламных клипов, которые доминировали на телеэкранах до кризиса 17 августа с тем, что навязывается российскому телезрителю сегодня, чтобы понять: поворот России задом к Западу кем-то планировался и продуманно подготавливался за несколько месяцев до того момента, как Примаков отдал приказ развернуть свой самолет в сторону Москвы. Подчеркнутый американизм как-то незаметно сменился назойливым, почти карикатурным "руссизмом", и замелькали на телеэкранах грубо стилизованные лубочные картинки, живописующие патриархальный, якобы "православный" уклад жизни.

В голову обывателя таким способом вкладывалась простая идея: все зло от Запада и западной продукции, мы можем жить только по своим собственным правилам, по которым издревле жила православная Святая Русь. Это была хорошо финансируемая и целенаправленная рекламная кампания. Она не ограничивалась клипами. Частью ее стало, например, грандиозное шоу, устроенное Никитой Михалковым на Соборной площади Кремля, когда презентация антизападного фильма "Сибирский цирюльник" превратилась в апофеоз русской монархии времен Александра Третьего, царя, который оставил после себя многозначительный афоризм: "У России нет друзей, кроме армии и военно-морского флота".

Подлинные цели этой кампании обнаруживаются только сейчас, на фоне косовского кризиса. В России создана благоприятная почва для того, чтобы на волне стихийных антизападных настроений к власти пришли милитаристские силы: генералы, жаждущие реванша в "холодной войне", а также коммуно-патриотические лидеры, для которых помощь "братской Сербии" - только удобный внутриполитический предлог вернуть себе прежнюю неограниченную власть.

"Вооруженная защита "православных братьев" - на этом тезисе построена риторика, объединяющая и разного рода полусумасшедших национал-авантюристов, и вполне респектабельных хозяев военно-промышленного комплекса.

Именно новый виток гонки вооружений, видимо, представляется члену ЦК КПРФ, первому вице-премьеру России Маслюкову в качестве предпочтительной экономической альтернативы западным кредитам. Здесь светит хорошо знакомый коммунистам выход из финансово-экономического коллапса: новое военное противостояние России и Запада позволит им "подтянуть страну", мобилизовать ресурсы, активизировать переживающие кризис предприятия ВПК, а озникновение "балканского рынка" сбыта российской военной техники даст дополнительные средства. И тогда Россия снова сможет существовать без оглядки на мировое сообщество, идти собственным путем, забыв о правах человека и прочих пустяках из "третьей корзины" хельсинских соглашений.

Все это очень хорошо понимает Милошевич, иначе бы дело не дошло до бомбардировок Югославии. Хуже, что американский президент не принимает в расчет того, к каким последствиям эти бомбардировки приведут внутри России, где позиции Ельцина и сторонников вестернизации ослаблены сейчас до такой степени, что ни один политический лидер не позволит себе публично усомниться в "недальновидности стратегов НАТО". А если политические события будут и дальше развиваться по нынешнему сценарию, то не исключено, что в недалеком будущем благодарные российские коммунно-патриоты примут решение установить в центре Москвы памятник президенту США Биллу Клинтону - как невольному, но очевидному соавтору реставрации тоталитарного режима в России.

Но пока Клинтона в России ругают все, даже те, кто неоднозначно оценивает факт бомбардировок. Серьезную озабоченность внутриполитическим эхом бомбардировок Югославии высказал лидер влиятельного движения "Яблоко" Григорий Явлинский, назвав последствия вооруженного вмешательства НАТО абсолютно непредсказуемыми и в то же время осудив позицию Милошевича и поведение Примакова. Бывший министр иностранных дел Козырев обвинил в провале переговоров по Косово нынешних руководителей российской дипломатии, которые не смогли или не захотели оказать давление на югославского президента. С резкой критикой внешнеполитической линии кабинета Примакова выступил и бывший премьер-министр России Виктор Черномырдин.

Не исключено, что и сам президент Российской федерации видит теперь в Примакове подлинного виновника ухудшившихся отношений с США. Как бы то ни было, он не еще встречался с премьером после того, как тот, не долетев до Вашингтона, вернулся в Москву, хотя последние сутки российский президент необычайно активен и ведет непрерывные консультации с дипломатами и военными. Одна из этих встреч привлекла особенное внимание прессы. Ельцин после долгого перерыва встретился с московским мэром Лужковым, чьи публичные высказывания в эти дни поражают демонстративным отсутствием каких-либо просербских пассажей. Президент и мэр как бы забыли о взаимных колкостях, которыми заочно обменивались на протяжении последнего года. Теперь они общались, как старые друзья. Похоже, в России опять возможна смена премьер-министра.

Я подумал об этом, когда увидел вечером 25 марта интервью Примакова в прямом эфире Российского телевидения. Обычно мрачный и немногословный, премьер на сей раз был чрезвычайно оживлен, ироничен, даже весел, что никак не вязалось с господствующей в стране атмосферой тревоги и подавленности. Он впервые производил впечатление человека, полностью владеющего ситуацией, нашедшего выход из положения безвыходного. Впечатление настолько сильное и правдоподобное, что у меня возникло подозрение - а не актерская ли это игра, позволяющая мастерски маскировать самые мрачные предчувствия.

Вообще эмоционально-психологический фон, на котором звучат голоса российских политиков в эти дни, крайне тяжел, болезнен. Страх новой большой войны живет в России уже как невытравляемая генетическая память, причем не только у тех, кто был свидетелем Второй мировой войны. В сознании многих этот страх сопряжен с обидой, с обидой за Россию, за ее нынешнее "униженное" положение в мире. Во время Чеченской войны у большинства россиян эта смесь страха большой войны и национальной обиды претворялась в сочувствие жителям Грозного, на которых обрушились грачевские бомбы, и поэтому война была крайне непопулярной. Сейчас ожидание новой войны порождает иные, более сложные реакции.

Спустя два часа после начала военной акции НАТО, в ночной московской программе "Сегоднячко" был проведен открытый телевизионный опрос. Участвовало около 10.000 человек. Более восьми тысяч ответили "Да" на вопрос, считают ли они, что бомбардировки Югославии приведут к большой европейской войне. В студию постоянно звонили люди, рвавшиеся записаться добровольцами на сербский фронт. Это была первая эмоциональная реакция. Правда, она несколько изменилась уже к вечеру следующего дня. Усилилась нота чисто человеческого сочувствия ни в чем не виновным детям и женщинам, которые могут стать жертвами бомбежки. Звонит учительница московской школы, она в растерянности, почти плачет: "Я теперь и не знаю, как детей воспитывать. Все словно с ума сошли..." Она советуется с ведущими программы: "Что мне делать: нужно ли пойти ли на демонстрацию к Американскому посольству? Мне хочется кричать, протестовать - но против кого? Я не знаю...". Другой звонок, тоже молодая женщина: "Да, - говорит она, - страны НАТО не правы, но почему у нас никто не упоминает о правительстве Югославии: Милошевич и Шешель, они-то еще больше виноваты, почему о них молчат?" Она права. О лидерах Югославии основные российские СМИ молчат. Но почему молчат - об этом, к сожалению задумываются пока немногие.

Абстрактным и далеким "братьям по славянской крови" сочувствует подавляющее большинство русского населения - сочувствует еще и потому, что в местны СМИ в последние годы "сербская проблема" трактовалась односторонне или крайне поверхностно. Вряд ли средний телезритель представляет себе подлинные причины нынешнего конфликта, но зато хорошо усвоил ту истину, что "сербам мы помогали всегда". Режим Милошевича и югославский народ в сознании российского обывателя - это, к сожалению, одно и то же. И когда в московской телевизионной программе "Русский Дом" по-деловому объясняют - где и как желающие могут сейчас же записаться добровольцами на Сербскую войну, когда губернатор Санкт-Петербурга с явным сочувствием отзывается о студентах, которые решили с оружием в руках безвозмездно помогать сербским товарищам, когда спикер Государственной Думы Геннадий Селезнев, находящийся в Колумбии, говорит в телеинтервью об отмене режима эмбарго и военно-технической поддержке Белграда как о чем-то давно решенном - возникает ощущение, будто все в России только и рвутся в бой за православного "младшего брата", забывая о собственных нерешенных проблемах и не беря в голову, что этот самый "младшенький" как-то не очень пристойно себя ведет в цивилизованном обществе. Ощущение, в общем-то, ложное, хотя оно усиленно возбуждается средствами массовой информации. Сомневающиеся голоса слышны слишком слабо.

"Сербский комплекс" в общественном сознании современной России имеет еще одну очень важную составляющую. Косовский конфликт заставляет вспомнить о Чечне. Если воспроизвести ход мысли среднего россиянина, то получится следующее: "В Чечне мы наводили конституционный порядок, воевали с мусульманами и бомбили Грозный. Сербы в Косово тоже воюют с мусульманами, так что же получается √ их бомбят за то же самое, за что могли бы бомбить и нас? И если международное право позволяет такое, то должна ли Россия поддерживать тот миропорядок, который угрожает ее целостности?" Логично, и опровергнуть такую логику могут только факты.

Но факты в России неизвестны. Я и сам в какой-то степени был жертвой целенаправленной просербской пропаганды, подаваемой российскими СМИ в качестве объективной информации, - до тех пор, пока в 1995 году своими глазами не увидел происходящего в Боснии, в Республике Сербской. То, что я увидел, абсолютно не соответствовало ни взгляду западных масс-медиа на югославский конфликт, ни российским сообщениям из Боснии. Я увидел войну, где не было невиновных, где преступник становился жертвой, а жертва - преступником. Я видел и сербских, и мусульманских беженцев, одинаково несчастных. И мне не приходило в голову думать о том, кто из них несчастен больше. И я знаю, что введение миротворческого контингента в Боснию коренным образом изменило ситуацию. Это стало возможным лишь благодаря сотрудничеству русских дипломатов во главе с Козыревым и руководства НАТО.

Среднестатистический русский о нынешней Югославии не знает практически ничего, кроме того, что эта страна бросила смелый вызов всему мировому ообществу, за что ее и наказывают. Он воспринимает Сербию Милошевича как некое уменьшенное подобие России, потому что так подсказывает ему не голос разума, а некое мифологическое чутье. Оно действует гораздо сильнее любой логики, особенно в ситуации полной идеологической сумятицы и дезориентации, растущей нищеты и страха перед завтрашним днем. В российском обществе образца 1999 года, по мере его социальной дифференциации и распада, становится все больше людей, психологически готовых к вооруженному разводу России с мировым сообществом. Роман с Западом принес слишком большие разочарования, и в голову разоренного кризисом "маленького человека" закрадывается мысль: а не пойти ли нам всем "сербским путем"? не есть ли конфронтация с Западом чем-то вроде исторического предназначения России, которое мы нарушили, окунувшись в стихию рынка и безуспешно попытавшись создать "открытое общество"?

Коммунисты и национал-патриоты ответили на эти вопросы еще до того, как они были заданы. Их ответы мало бы кого удовлетворили, будь у России все в порядке с экономикой и финансами. Четыре года назад, во время Дейтонских переговоров, и в страшном сне трудно было представить, что по радио каждый час будут называть адреса сборных пунктов для записи добровольцев в Боснию. Сегодня такова реальность Москвы и Петербурга, не говоря уж о провинции. Сербия стала символом новой "холодной войны" - к величайшей радости всех противников возвращения России в содружество цивилизованных, процветающих государств. Не знаю, понимают ли американские и европейские лидеры, какой удар по новой российской государственности был нанесен в тот момент, когда первые натовские ракеты достигли целей. Милошевич в конце концов уступит, до открытого военного противостояния России и Запада дело не дойдет. Но противники вестернизации России получили теперь такие козыри, что лишь чудо не позволит коммунистам и русским нацистам выиграть очередные парламентские, а затем и президентские выборы. Впрочем, они могут не дотерпеть до выборов. Власть сама идет к ним руки, вернее - летит, на крыльях боевых самолетов с гордой эмблемой Северо-Атлантического союза.

Поставьте кнопку: